За окном крепко бабахнуло, зазвенели стекла. Густо затрещали выстрелы. Совсем под боком, на Сумской.
– Нужно дверь вышибать, – решительно сказал Пашка и уже не так решительно добавил: – Только там, у двери, узко, толком не развернешься.
– Курите, товарищ сибарит, – разрешила Катя. – Хотя можно было денежки и сэкономить.
– Под ноги посматривайте, – напомнила Катя.
– Раз уж на глаза козлопасу выперлись, спроси у него, что в селе творится, – прошипела Катя.
Как-то днем Катя принесла зайца. Сказала, что подбила камнем из пращи, помахала солдатским ремнем, на котором обычно таскала свой непомерный арсенал. Герман не слишком-то поверил, – наверняка у зеленоглазой воительницы имеются иные способы бесшумного умерщвления. Праща – древность из библейских преданий. Но заяц, пусть и некрупный, оказался просто изумительной вкусноты. Его поджарили с молоденьким чесноком, и от запаха слюнки текли у всех. Пашка сказал, что после победы мировой революции разведет кроликов – очень полезные животные. Катя, вытирая руки (зайца свежевала она, и надо признать, до отвращения умело), заметила, что после победы мировой революции кроликов будут выдавать по карточкам, на большие праздники, каждому заслуженному пролетарскому борцу – по хвосту и уху. Особо идейным еще и потрошки. Пашка не обиделся, сказал, что не верить в трудное дело становления справедливой власти каждый может, зато потом весь мир ахнет. Амазонка довольно мрачно заверила, что как раз вполне верит, что мир ахнет. Куда хуже, что и сами «р-р-революционеры» тоже ахнут.