Сообразив, где именно засела предводительница, Герман пополз вдоль дороги, разводя стволом карабина жгучие стебли крапивы. Глупо, конечно, сейчас уместнее подумать, как самому не нарваться на пулю великой ковбойши. В запале барышня и лягушке, невзначай квакнувшей, башку пулей снесет.
С дороги донеслись воинственные вопли, – всадники погнали лошадей в лес. Самое милое дело – атаковать снайпера в конном строю. Девушка без спешки загнала в ствол патрон. Ой, лихие хлопцы – с гиком, со свистом. Шашки-то повыхватывали? Катя выглянула из-за ствола – шашкой размахивал только один. Ну вот, страшно разочаровываете девушку. Катя сняла ближайшего, – выронил «драгунку», запрокинулся в седле. Лошадь шарахнулась.
Щелчок револьвера растворился в пулеметном треске. Офицер пошатнулся, на дальнейшее Пашка не смотрел. Скатился к пожарной лестнице, обдирая ладони, заскользил вниз.
– Грехи замаливать. У тебя, товарищ Павел, грехи имеются?
– М-ммм, – Катя страдальчески замычала. – Спасите! Господа, господа! Да помилосердствуйте же! Вы меня порвете! О, господи!
– Похоже на какую-то чеку. На гранатную, например. Вот вы гранату Миллса поминали…