— Твой наставник, — произнёс Шенкт. — У меня никого нет, больше нет, вспомни. Я сказал ему, что закончил. Я всегда предупреждаю, когда могу, и вот твоё предупреждение. Уходи. Вернись — и ты не застанешь меня в настроении предупреждать. Уходи прочь, и скажи ему, что ты слуга. Скажи ему, что я больше не слуга. Мы не преклоняемся.
— Тридцать? — Монза глядела на кровь на отцовском мече, и думала о том, как странно, что она стала убийцей. Как странно, что это оказалось таким легким делом. Легче, чем добывать пропитание копаясь в каменистой почве. Гораздо, гораздо легче. Впоследствии, она всё ждала, когда же на неё снизойдут угрызения совести. Она ждала долго.
— Думаю, мы не станем с ними изменять… убийству. — Монза вытянула правую руку к верху оконной рамы, изображая, как она надеялась, призывную позу. Колотилось сердце, в ушах болезненым грохотом стучала кровь.
Она опустила глаза на ранку, в уголке набухала капелька крови. — Старая ты сволочь.
— Были и те, что я ценил выше. Хотя и ничего с того не имел, равно как и они сами. — Коска не сводил с Монзы воспалённых глаз. — Кто из твоих пошёл против тебя? Верный Карпи, да? Не такой уж и верный в итоге, а?
— Сомену Хермон, — произнёс Бенна, широко улыбаясь. — Величайший мусселийский купец.