— Полагаю, тебе станет ясно, когда я тебя отпущу.
Они проскочили горящую башню, огонь мелькал в её окнах, венчал разбитую крышу как факел великана. Дружелюбный потел, кашлял, и потел ещё больше. В его рту навсегда пересохло, в глотке постоянно першило, пальцы стали гладкими от золы. Он увидел зубчатый силуэт городских стен в конце улицы, заваленной бутовым камнем.
— Вполне близки. — Никак не настолько близки как тогда в Виссерине. Перед тем как у него отняли глаз.
Седовлас окинул Трясучку долгим, неспешным взглядом, затем неуклюже погромыхал прочь.
Лицо Виктуса исказилось сердитым рыком. — Мы не желаем драться! Мы хотим… захуяривать… бабки!
— Не может быть, чтобы хладнокровный гад был так хорош с мечом, как говорят…