Монза слезла с кровати и прошла к столу, ноги ныли и подкашивались, ступни шлёпали по прохладному мрамору. Рядом с лампой лежала шелуха. Лезвие ножа отливало тусклым светом, блестел отполированный чубук трубки. Она присела перед ней. Сегодня, даже с легионом свежих ссадин, ушибов, порезов после битвы трубка не взывала к ней и вполовину так сильно как раньше. Она подняла левую руку, костяшки начали обрастать коркой, и недоумённо насупилась. Рука была твёрдой.