— Необычное занятие для женщины, там откуда я родом.
Чёрный шнур засвистел между ладоней Дружелюбного, когда Трясучка начал наматывать проволоку обратно. Он смотрел, как он ползёт через пространство между двумя крышами и отсчитывал шаги расстояния. Пятнадцать, и тот конец оказался у Трясучки. Они туго натянули его между ними, затем Дружелюбный продел шнур сквозь железное кольцо, которое они вбили в доски крыши и начал вязать узлы — первый, второй, третий.
Рогонт безотрывно глядел на Монзу и она глядела в ответ, такая же застывшая, беспомощная как тогда, когда смотрела как умирал Бенна. Он открыл рот, поднял к ней руку, но не смог даже и выдохнуть. Его лоб, под подбитым мехом ободом короны, покраснел, будто от раздражения.
— Конечно, большое. Приказывайте своим людям удерживать позиции так долго, как только можно.
Она остановилась, затем повернулась обратно. — Письмо?
— Лучше любого ныне живущего, не сомневаюсь! Не приступишь ли начав с застёгивания для меня этой пряжки? Проклятые оружейники. Клянусь они его туда засунули только чтобы меня взбесить. — Он ткнул большим пальцем в боковой ремешок позолоченной кирасы, вытянувшись, втянув живот и не дыша, пока Дружелюбный его затягивал. — Спасибо, друг незыблемый, ты глыба! Якорь! Стержень вкруг чего в безумии вращаюсь я. Что бы я без тебя делал?