Дружелюбный на полном ходу протаранил и сбил его с ног. Трясучка рыкнул, обхватил его спину рукой со щитом, но лучшее чего сумел добиться — утянуть заключенного с собой. Под треск реек они проломились сквозь перила и вывалились в пустоту.
Сезария олицетворял немую гору отрицания.
Начали вырастать палатки, и с ними телеги прибывающих обозов чертили пунктиром трассы, в грязи за боевыми линиями. Горстка защитников ничего не могла, кроме как наблюдать, как талинцы окапываются возле них, упорядочено и методично, как будто работают великанские часы. Конечно, не на манер Коски, даже в его трезвую пору. Скорее механизм, чем искусство, зато всяк отдаст должное их строевой подготовке.
— Ой, да ладно, вы же можете вдохнуть в него немножко жизни. Листовки на каждом углу, громогласные обвинения в гнусном преступлении и награда в, скажем, сто тысяч серебренников за его голову.
— Осприйцы взялись всей силой. Вся их пехота усердно навалилась на войско Фоскара. У них нет резервов, кроме пары лошадок.