— Богаче? — Морвеер изогнулся на стуле. — Богаче? Ё-моё! Муркатто ведёт в счёте! Смотрите, как я ёрзаю при упоминании о столь бескрайней сумме имеющегося у вас в изобилии золота! Не сомневаюсь, достаточной, чтобы оплатить мои скудные чаевые целых две дюжины раз и ещё сверх того! Что ж… неодолимая жадность полностью меня… — Он поднял ладонь и шлёпнул ею по столу с громким треском — Парализовала.
Был рваный, безрассудочный звук. Ей даже стало за него стыдно, но прекратить она не могла. Животный ужас. Безумное отчаянье. Стон мертвеца в преисподней. Она безнадёжно обвела глазом вокруг. Увидела остаток от своей правой руки — бесформенную лиловую перчатку с глубоким кровавым разрезом. Один палец слегка подёргивался. Его кончик задевал свисавшую с локтя оборванную кожу. Предплечье свёрнуто напополам, отломанный осколок серой кости проколол окровавленный шёлк. Он казался ненастоящим. Дешёвая театральная имитация.
— Ну что, выжрем? — бросил он через плечо.
Она ненавидела этим заниматься, и Бенна ненавидел смотреть, как она этим занимается, но Коска приютил их и они были перед ним в долгу, поэтому всё так и шло. Когда они на закате добирались до лагеря — он, спотыкаясь под тяжестью выпитого и она, спотыкаясь под его тяжестью — он шептал ей в ухо.
— Я не доверюсь тому, кто пьёт, — прорычал он, не утруждаясь приукрашивать слова. — Человек принимается пить, потом становится слабым, потом его покидает разум. Коска печально покачал головой. — У тебя всё задом наперёд. Человека покидает разум, затем он становится слабым, а затем он принимается пить. Бутылка — признак, а не причина. И пусть я до глубины души тронут твоей заботой, тебе на мой счёт переживать не стоит. Сегодня я много твёрже. — Он растопырил руки над столом. И вправду, они не так сильно тряслись, как раньше. Скорее лёгкая дрожь, чем безумная скачка. — Знай, что скоро я буду годен на всё.
— На кого-нибудь свалить вину? — огрызнулась она на него. — Козёл отпущения, значит? Нахуй, сука!