Морвеера ввели в обширные покои, обитые угнетающе тёмной древесиной, напыщенные, но всё равно неуютные, подавляемые столом величиной с дом небогатого крестьянина. Над гигантским камином вывешена безрадостная картина маслом: коренастый лысый человек сердито смотрел вниз, будто подозревал, что Морвеер не замышлял ничего хорошего. Какой-то Союзный чиновник из занесённого пылью прошлого. Может Цоллер или там, Бьяловельд.
— Не он. — Монза протянула перчаточную правую руку. — Моя перчатка.
И тут снова случился приступ невезения, которое обильно мучило Морвеера с самого рожденья. Как только он приложил губы к трубке, Муркатто оборвала своё неумелое ораторство формальным "Вот и всё!". Толпа разразилась восхищёнными аплодисментами, и его подтолкнул под локоть какой-то мужлан, восторженно хлопающий рядом с затенённым дверным проёмом, где таился Морвеер.
— Она? — Его рука оказалась на рукояти кинжала. — Какого чёрта ты…
— Ууф, — произнёс Сальер. Ганмарк оттолкнул его сапогом. Тот попятился, запнулся о камни и упал на мраморный пьедестал Воина. Герцог съехал по нему вниз, зажимая рану пухлыми ладонями, кровь пропитывала мягкую белую ткань.