Скрипнув, дверь открылась и внутрь ввалились пятеро. Даже там, откуда родом Трясучка, их бы сочли дико выглядящей шайкой. Паршивоволосые. Ряболицые. Покрытые рванью. Их глаза бегали, зауженные и подозрительные. Грязные руки сжимали испачканные инструменты. Они прошаркали к столу — один чесал свой конец, другой ковырял в носу барабанной палочкой.
— Будем надеяться. — Коска пригубил из фляжки и скорчил рожу. Почему-то на вкус оно было ещё кислее обычного. Он поджал губы, втянул воздух через носоглотку, затем протолкнул в себя другой едкий глоток и неплотно закрутил колпачёк обратно. — Так! Страшно срать хочу. — Он придержался рукой за стол и поднялся. — Не мухлюй с колодой пока меня нет, слышишь?
— Человек спит большую часть жизни, даже когда бодрствует. Так мало времени, и всё же надо стараться проводить его в кромешном забытьи. В злобе, в отчаянии, уткнувшись в ничего не значащее ничто. Какие карты на руках моего противника и сколько по деньгам я могу у него выиграть? Вон тот игрок слишком высоко поднял над столом карты и не сумел спрятать флеш. Хотелось бы мне быть повыше. Что будет на ужин, ведь мне так не нравится пастернак?
— Прости, — проурчала Монза, — но я в сомненьях, что твоё имя открывает те же двери, что и раньше.
— Не смей. — Через ошмётки двери, ободрав волосы над круглым, с виду мягким, лицом, ворвалась женщина наводя заряженый арбалет. Мужчина перестал нависать над Трясучкой и повернулся к Монзе с мечом в руке. Она едва ли могла рассмотреть его — лишь очертания доспехов и шлема. Внутрь протопал ещё один солдат, в одной руке лампа, в другой — боевой топор, блеснуло загнутое лезвие. Монза разжала корявые пальцы и полувынутый из ножен Кальвес стукнулся об пол у кровати.