– Я не наемный убийца, – проговорил Стократ холодновато, но без дерзости. – Я бродяга. Если встречу убийцу – его не станет. Заплатят – возьму деньги. Вот и все.
У властителя Грана слово «рыба» было бранным. У Стократа, впрочем, тоже – после боя на берегу вся его одежда, волосы и даже меч провоняли соленой рыбой с ясным оттенком тухлятины.
Он вынул стакан из холодной ладони Шмеля. Прищурился, запрокинул голову, тронул губами изумрудную жидкость – Шмель даже выдохнуть не успел. Вспомнилось Плюшкино: «Ни слова не вымолвил! Черный, как головешка! Зубы оскалил!»
Задумавшись, он положил ладонь на рукоять меча – и тут же убрал руку. Люди часто видят в этом жесте угрозу, и совершенно напрасно: Стократ никому не угрожал. Давно. С отрочества.
– Нет, не рассчитывал ни на что, – повторил он, и, судя по лицу Мир, перед этим она говорила о чем-то совершенно другом и отвлеченном. – Ты же дочь властителя… Даже если не дочь. Ладно, не в этом дело…
– Чего… ты хочешь? – Стократ сам не знал, что заставило его переиначить вопрос.