— Будет, — сказал Росшепер. — Я тебе говорю, будет. В связи с заражением атмосферы…
Голем внимательно читал письмо. За стойкой Тэдди шумно сморкался в клетчатый носовой платок.
…Унижение, думал он. Да, конечно. Надавали пощечин, назвали подонком, прогнали, как надоевшего попрошайку; но все-таки это были отцы и матери, все-таки они любили своих детей, били их, но готовы были отдать за них жизни, развращали их своим примером, но ведь не специально, по невежеству… матери рожали их в муках, а отцы кормили их и одевали, и они ведь гордились своими детьми, и хвастались друг перед другом, проклиная их зачастую, но не представляли себе жизни без них… и ведь сейчас действительно жизнь их совсем опустела, вообще ничего не осталось. Так разве же можно с ними так жестоко, так презрительно, так холодно, так разумно, и еще надавать на прощание по морде…
— Подумаешь, — пробормотал Виктор. — Интеллектуалы… Новые калифы на час…
— Опять иссяк, — сказал он грустно. — Так, говорите, Павора арестовали? А я это знаю. Он сидел как раз у меня, где вы сидите… А вы знаете, что он хотел сказать, но не успел? Что через десять лет мокрецы овладеют земным шаром и всех нас передавят. Как вы полагаете?
Полицмейстер встретил их сурово. На мокреца он глядел с неудовольствием, а на Виктора избегал смотреть вовсе.