Он засуетился, позвонил и вошедшей Зине приказал срочно подавать обед.
Я ясно видел, что меня ждет, и был тверд.
— Жива… — как беззвучное эхо, отозвались сразу и фельдшер, и Анна Николаевна.
— Ах ты, трах-тара-там… (три непечатных слова).
Опять загремела вода, колыхнулась шляпа с перьями, потом появилась лысая, как тарелка, голова и обняла Филиппа Филипповича. Пёс дремал, тошнота прошла, пёс наслаждался утихшим боком и теплом, даже всхрапнул и успел увидеть кусочек приятного сна: будто бы он вырвал у совы целый пук перьев из хвоста… Потом взволнованный голос тявкнул над головой.
— Это что же такое выходит, — забормотал Бутон, меняясь в лице. — Мне нужно или жизни лишиться с голоду, или свободы моей драгоценной?!