Опять. Опять пляшут в глазах бронхиты и катары и вдруг прерываются… вновь «Lues»…
— Эй, эй! — кричал обер и свистел. — Кто тут есть трезвый на станции, покажись!
— Мы… как же, мы, батюшка, — жалобно ответил бабий голос.
— Так неужели это Бандуренко? — спросил Чемс.
Пёс мгновенно оборвал кожуру, с всхлипыванием вгрызся в краковскую и сожрал её в два счёта. При этом подавился колбасой и снегом до слёз, потому что от жадности едва не заглотал верёвочку. Ещё, ещё лижу вам руку.
Вот уж я и ревматиком стал! Недолго, недолго мне жить на белом свете! Уезжаю опять в Сибирь на…