— Боже мой! Воображаю, что теперь будет в квартире. Ну и что ж они?
Как родной голос совсем звучал. Как дома. Потная молодая личность в кепке все ставила по три копейки на 8-й номер, а он все не выпадал. А потом, как выпал, — выдал голос кепке пятиалтынный. Кепка потной рукой поставила пятачок и — хлоп — 8! Двадцать пять копеек. Он — гривенник (кепка) — 8! Чудеса — подряд. Полтинник. Голосу хоть бы что, хоть дрогнул — платит и платит. Кепка опять гривенник на 8-й, только он уже не выпал. Нельзя же вечно!
— К сожалению, нет… Но я много слышал о нем хорошего, о Боброве, — поспешил я утешить гостя.
— Да что уж, развожу я их, что ли? — обиделся человек, — видно, блохи меня любят, — тут он пальцами пошарил в подкладке под рукавом и выпустил в воздух клок рыжей лёгкой ваты.
— В операционную их не пускать! — приказал я.
«Как же не узнать? Ах, как не узнать. Вот она — гумма!..»