Да что зубы. Чего только я не перевидел и не сделал за этот неповторяемый год.
Она ушла. Дверь визгнула, а я зашлепал туфлями в спальню, по дороге безобразно и криво раздирая пальцами конверт.
Филипп Филиппович налился кровью и, наполняя стакан, разбил его.
В эту ночь мне приснился Коктебель, а моя мансарда на Пречистенке показалась мне душной, полной жирных, несколько в изумруд отливающих мух.
Тогда человек подскочил ко мне и заглянул в глаза.
— Я не ругаюсь, я только к тому, что свиньи вы! Нельзя же, нельзя ж, в самом деле, народ ситцем кормить!