Противно, конечно, произносить такое, противно и унизительно считать себя «допустимой потерей», но что делать? В общении с леди Кобрин Изморозь предпочитал оставаться честным – она была единственным на свете человеком, которого безликий искренне уважал.
Все ждали, что лорд Кобрин возглавит партию «ястребов», предлагавших императору продолжить войну до полного истребления адорнийцев. Но Фридрих, как ни странно, избрал другой путь: заявил, что передышка необходима, поскольку война изрядно измотала государство, а позже, принимая участие в разработке договора о перемирии, не настаивал на слишком жестоких условиях, ограничившись вполне разумной контрибуцией. Более того, именно Фридрих уговорил Ферраута придать стоящему на Ильве Фихтеру статус вольного города, наладив тем самым цивилизованную торговлю с Адорнией, а заодно заполучив в друзья всех купцов империи.
– Вы – лорд, Карлос Грид. Настало время вспомнить об этом. Делайте то, что обязаны – расправьтесь с врагами империи.
– Они могли укрыться в какой-нибудь заброшенной шахте, – кашлянув, произнес Раздавитель.
– Господин Фурсенидиус считает, что этого очень даже достаточно, – сообщил Карлос. – А господин Фурсенидиус, между прочим, – брат того самого Фурсенидиуса, что ведает при императоре организацией кулачных боев и прочих увеселений, он зря не скажет.
– Все так говорят, – улыбнулся юноша. – С дедушкой Бушелем не всякий разбойник совладает. Он даром что с клюкой, отходит так, что мало не покажется.