– Там, – сказала девочка и ткнула кулаком в окно.
– Нет, не страшно, – сказал он наконец. – А чернуху, Андрюша, я от себя гоню.
– Я и сейчас пассажир, – сказал он. – И ты тоже.
Наперсточник был старым и морщинистым, похожим на умирающую обезьяну, и пустая пивная банка для милостыни пошла бы ему куда больше, чем три коричневых стаканчика из пластмассы, которые он медленно водил по куску картона. Впрочем, это мог быть патриарх и учитель – ассистенты у него были очень внушительные и крупногабаритные. Их было двое, в одинаковых рыжих куртках, сшитых китайскими политзаключенными из на редкость паршивой кожи; они довольно правдоподобно ссорились, пихали друг друга в грудь и по очереди выигрывали у наставника новенькие пятитысячные бумажки, которые тот подавал им молча и не поднимая глаз.
– В сидячих она вообще никогда не шла, а сейчас из-за инфляции плацкарта тоже на газеты переходит.
– Я у него в гостях был недавно, – сказал он. – Представляешь, в вагоне только три купе, и в каждом отдельная ванна. Уровень жизни, конечно…