Я бы заплатила гинею, чтобы узнать, какими словами обменивались отец и Доггер на заднем сиденье такси, но правда заключается в том, что я отключилась. С обогревателем, работающим на полную мощность, под шум холодного ночного дождя и тихое и монотонное шуршание дворников в темноте желание уснуть было непреодолимым. Даже сова не смогла бы бодрствовать.
— Спасибо, мисс Кул, — произнесла я. — Уверена, отец с удовольствием добавит их в свою коллекцию, и знаю, что он хотел бы, чтобы я поблагодарила вас за заботу.
Перед ней на перевернутой коробке горела свеча, добавляя запах дыма к удушающей жаре маленькой каменной пещерки. Справа стояла черно-белая фотография ребенка — ее мертвого сына Робина, счастливо улыбавшегося в камеру, с гривой светлых волос, выгоревших почти добела на солнце давно минувших летних дней. Слева, на боку, словно ее вытащили на пляж, чтобы почистить от налипшей грязи, лежала игрушечная лодка.
Далее следовала часть, которую я люблю больше всего: взяв большой шприц из меди со стеклом в ящике стола дяди Тара (я часто размышляла, не пользовался ли он им для того, чтобы делать себе инъекции семипроцентного раствора кокаина, подобно Шерлоку Холмсу), я проткнула иглой резиновую пробку, нажала на поршень и затем потянула его обратно.
Руперт улыбнулся и потянулся к другой ручке. Когда он двинул ее, дневной свет угас, превратившись в темноту, и в окнах домика зажегся свет.
Это было великолепное представление, и я должна поставить ей высшую оценку за то, как она скрыла страх за дружелюбным и жизнерадостным поведением.