Поспать я не успел, да и не очень надо, разделся и вышел в предбанник, зевая и потягиваясь, где меня встретили весьма почтительно допущенные до туалета его светлости.
Ордоньес покряхтывал над картой, впереди архипелаг разделен словно пирог гигантским ножом, обходить далеко, есть смысл пройти насквозь, ближайшие острова справа и слева далеко, камнем точно не добросят.
Чуть выше среднего роста, крепко сбитый, с красным обветренным лицом, близко посаженными глазами и хвастливо поднятыми кончиками коротких усов, что ухитрились не опуститься, даже намокнув. Еще короткая бородка от ушей, везде одинаковой длины, что значит, бдительно стрижет и подбривает в нужных местах.
— Нет-нет, это вы, дорогой друг, рассказывайте. Я же знаю, кот из кухни, мыши пляшут на столе…
Над головой топают, орут, мой короткий сон слетел, как сдернутое грубой рукой одеяло. Я вскочил, быстро оделся и опоясался мечом, выскочил наверх.
Но все равно само слово «каравелла» вызывает некие радостные и даже праздничные ассоциации, уж не знаю, почему. А вот «шхуна» — нет. Шхуна — это что-то пропахшее рыбой, некое транспортное судно для мелких перевозок, а также для рыбной ловли, а ведь именно в шхуны превратились каравеллы, когда им улучшили оснастку, в смысле заменили треугольные паруса на трапециевидные, а также чуть улучшили обводы корпуса.