Хорек перевернулся на живот и всхлипнул, зажимая ладонью рот. Он знал, что нельзя плакать, что ватажники так не поступают, что настоящие мужики не плачут, но ничего не мог с собой поделать, кроме как крепче зажимать рот и глотать рыдания, душившие его.
– Ты только смотри, далеко не пропускай, – Соболь, подхватил торчащее из сугроба копье и, стряхнув снег, медленно двинулся к своим людям. – И со мной если что… ты сыну передай, чтобы… Чтобы за матерью присмотрел и за сестрами.
Стоит, но не натягивает снова тетиву, смотрит удивленно на ногу, а снег вокруг него становится алым.
Враль увернулся от подзатыльника, отскочил в сторону и засмеялся. Засмеялись и ватажники. Дылда громче всех.
Молчун кивнул, он слышал о Кривом, о том, как тот в одиночку отбился от десятка наемных, пятерых уложив насмерть, а двоих оставив калеками. И о том, как Кривой сделал их калеками, Молчун тоже слышал.
В комнате было пусто – ни стола, ни лавок. Соболь стряхнул с плаща снег, снял с головы шапку и несколько раз ударил о колено.