— Узнаю князя Друцкого, — мрачно кивнул Зверев. — Единственный разумный человек во всем литовском дворянстве. Почему я не такой?
— Дык сколько лет прошло, Андрей Васильевич! Бояре, что с тобой к государю пришли, уж на отдыхе достойном давно, они же отцу твоему возрастом ровня!
Боярин Алексей Басманов не просто сдержал обещание, но и перевыполнил его: встретил перед крыльцом, провел через весь дворец наверх, в царские покои, и вошел следом, готовый, если нужно, поддержать словом или делом.
— Былого не вернуть, княже. Вольницы прежней не будет, удельных армий, судов, законов — тоже. Ты можешь проклинать новые порядки и государя, можешь принять постриг и провести остаток дней над могилами предков, оплакивая былые деяния. Но знай, Михаил Иванович, не будет вскорости могил этих. И усыпальницы сей не будет. Снесут ее, разберут на кирпичи для минарета. Дочери твои станут татарскими наложницами, земли твои бывшие — султанатом, а память предков твоих сгинет в небытие, ибо кому нужна память о заслугах истребленного врага? Ни веры, ни имени, ни памяти… Не останется ничего.
— Ты упреждал, другие упреждали, сам вилял, прохвост. Да разве всех нахватаешься? — развел руками дьяк.
— Княже, а правду сказывают, что ты колдовством балуешься? — полушепотом поинтересовался Малюта.