— У меня во-от такая дырища на рубашке после схватки с этими скототорговцами, — доверительно сказал Генри. — И ладно бы они! Это я сам зацепился за какой-то угол… а рубашка почти новая!
— Да это бесполезно, — хмыкнул Генри. — Ты можешь в лепешку перед ним расшибиться, ноги целовать, умолять, он всё равно сделает так, как ему угодно. И не получается, кстати, с ним фальшивить. Он вот меня злит отчаянно, я и… грублю, бывает. Он не обижается, ты не думай, — заверил Монтроз. — Я как-то сгоряча ляпнул кое-что, потом извиняться пришел, а то еще как нашлет болячку какую-нибудь в отместку… Ну старик посмотрел на меня и говорит, мол, лучше уж ты говори, что думаешь, а то, если притворяться начинаешь, морда у тебя делается — глупее некуда. Я, говорит, стольких молокососов видел, что глупость их меня уж не раздражает, а только веселит, так и ты, говорит, не сдерживайся, нечего истинные чувства давить, от этого одна беда выходит.
— Твой замок остался в той стороне, — сказал он, махнув рукой. — Если ты права, а то, что ты говоришь, здорово похоже на правду, то эти колючки прикрывают тебя от Территорий.
— Анри — олух, — сказала она. — Но он знает, что делает. Он сказал, что у него задание, значит, он должен его исполнять. И я была бы первой, кто осудил бы его, брось он дело и спрячься за бабьими спинами! — Адель подошла ближе и покровительственно обняла принцессу за плечи. — За него не бойся. Он склизкий, как угорь. Мой первый муженек такой же был… — Она помолчала, потом спросила напрямик: — Было у вас что?
— Не сумела, — ответила она с насмешкой. — Знавала я любителей поспать, но ты, Генри Монтроз, любого бы за пояс заткнул!
— Моя голова и не такое выдержит, — осклабился в ответ Генри и зачем-то придержал коня. — Эге, смотри-ка! Повезло нам!