И когда он сказал «душа моя» — насмешливо и нежно, — она поняла, что все ее беды кончились. Раз и навсегда.
Он сто лет ни в кого не был влюблен. Женщин из его окружения мать неизменно называла «цацами». «Опять цаца!» — жалостливо восклицала она, когда смотрела какие-нибудь официальные фотографии. Невозможно было влюбиться в «цацу», и он не влюблялся, и некогда ему было, и сложностей не хотелось, и где ее возьмешь, такую, о которой нельзя сказать «цаца»!
Конечно, она не Вика Горина, но он же сказал ей, что она… понравилась ему. Правда, он сказал не так, но Варвара даже про себя не могла выговорить, как именно он сказал.
— Почему — шефу? При чем тут шеф? Маме подарок и папе тоже.
— Нет, у нас своих навалом. Пользоваться умеете?
— Погаси! Погаси сейчас же! Димка не выходит из подъезда!