— Ничего. — Он вдруг улыбнулся и взялся за лоб, но спохватился — ничего такого, что можно было бы расценить как театральные эффекты, не допускалось. — В том-то и дело, что ничего. Со мной все в порядке. И было все в порядке, но почему-то все решили, что я не в себе.
— Я не собираюсь сегодня ни копать погреб, ни косить луг, — возразил Данилов, — езжай. У меня сил нет.
Вместе с ее криком близко хлопнул выстрел, негромко и очень страшно.
— Подтверждается! — повторил капитан неприятным голосом. — Знаменская Ариадна Филипповна сказала, что вы провели ночь у нее на глазах! Приезжайте, говорит, я все еще у него в квартире, моюсь в душе! Могу, говорит, предъявить бутылку из-под водки и ананас! — Он едва сдержался, чтобы не выругаться. — И время, когда она приехала, точно назвала!..
«Это только начало», — было написано голубой краской на стене разгромленного дома, который Данилов так любил.
Никто не хохотал, не говорил громко, не чавкал, не пел, не болтал, не стучал вилкой по стакану, не задавал глупых вопросов, не гонял по компьютерному полю супермена, выкрикивая «давай-давай!», не надувал пузыри из жвачки, не матерился, не разваливался в кресле, не рассказывал анекдотов, пока в поле зрения был Данилов.