— У меня все, Лев Давидович. Остальные вопросы, скорее рабочие и они больше к товарищу Шапошникову.
— Конечно, — подозрительность доктора, если и не исчезла, то разбавилась опять вернувшимся беспокойством.
— Всеволод Андреевич, Вы понимаете, что после Вашего расстрела Ваша семья останется без кормильца, а в эмиграции их не только никто не ждет, они там вообще будут никому не нужны? У Вас дочь, которой тринадцать лет и сын, которому двенадцать, престарелая мать и никто из них не сможет заработать на кусок хлеба. Я очень сомневаюсь, что Ваша жена сможет, работая посудомойкой или уборщицей, прокормить четырех человек. Ведь у нее, после того как закончатся Ваши сбережения, останется только один путь. И путь этот на панель. Вы понимаете, на что Вы обрекли ее?
— Я смог пока его убедить. Однако для того чтобы товарищ Вацетис полностью осознал и проникся возможностью успеха, мне необходима именно Ваша помощь, Борис Михайлович.
— Действительно, товарищ Самойло, рассказывайте сами, а то получится, что Михаил Васильевич недостаточно точно выразит Ваши мысли и Вам все равно придется его поправлять, — я улыбнулся Самойло. Тот немного подумал, и, отпив кофе, начал излагать свои мысли.
А «Андрей» этот смысл видит. Вот и ответ на твой вопрос, Яцек.