— Пусть выпустят губную помаду, — внезапно оживляется Сэди. — Красивую и яркую.
Но хуже всего макияж. Представления о красоте в двадцатые годы были весьма странные. Я обсыпана бледной пудрой, на каждой щеке румяное пятнышко, вокруг глаз килограмм черной краски, веки извозюканы зеленоватой пастой из бакелитового футляра, а ресницы покрыты липкой грязью, которую Сэди гордо именует «косметика». «Тушь» эту пришлось сначала подогревать на сковородке.
— Скажу одно, Джанет. Я потрясена. Мы абсолютно не поняли друг друга…
— И какие такие у нее таланты? — едко интересуется Натали.
О нет. Я слишком хорошо знаю этот взгляд.
— Почему нет? — мягко спрашивает он. — Разве тебе не нравится открывшаяся перспектива? Но ты же хотела работать у дяди Билла.