— Мне вовсе не кажется, — смеется он. — Ты мне действительно нравишься.
Я следую за ней в пропахший пчелиным воском и карболкой холл. Здесь очень тихо, только резиновые подошвы медсестры шаркают по линолеуму, да из-за приоткрытой двери доносится бубнеж телевизора. Старые дамы сидят в креслах, колени прикрыты вышитыми одеялами. Раньше мне не приходилось близко сталкиваться с пожилыми. С очень, очень пожилыми.
Малькольм Глэдхилл резко вскакивает, прижимает бумагу к груди, бледнеет, потом розовеет, заглядывает в документ.
— Попрощались? — спрашивает похоронный агент.
Эд зыркает на меня, но возвращается на танцпол.
— Спасибо, — деловито благодарю я и продолжаю держаться у них за спиной. — Гэвин, я же говорила, что в показатели по Европе вкралась ошибка, — бормочу я в трубку.