Затем крашу губы, придав им форму, популярную в двадцатые годы. Потом прикидываю, как буду смотреться с винтажной серебристой кожаной муфтой.
Поверженный Великий Фиренцо собирает реквизит.
— Нет! Еще не все! Спроси, что ему нравилось во мне.
Медсестры обмениваются неуверенными взглядами.
— Так или иначе, — мне наконец удается отцепиться, — ее здесь нет, иначе она бы уже прибежала. Сэди такая послушная. У нее вся грудь в медалях, — добавляю я для пущей достоверности. — Ладно, поищу ее в другом месте.
— Вовсе нет, — бормочу я. — И вообще заткнись.