— Не виноватый Истома, не его зелье, — жалобно сказала Феодосья Путиле и упала на дорогу.
— Всякое дыхание любит пихание, — размежив вежи, пробормотала повитуха Матрена.
— Вот именно — давно, — заносчиво изрек отец Логгин. — А смотреть нужно вперед.
Улыбаясь от удивления, Феодосья принялась крутить и трясти скляницу да рассматривать дно и бока бутылочки. Но нигде не было видно швов или склееных частей.
Розовая от радости, Феодосия вернулась к избушке и с удовлетворением постояла возле гроба: погладила ладонями гладкое влажное нутро рябины, приладила внове эмалевого Феофана, развесила твердь небесную и земную. На всякий случай поклонилась на восток и пошла в избушку: ставить на ноги Смерть. Впрочем, Смерть и сама не желала покоиться: войдя в виталище, Феодосия обнаружила ея стоящей возле лежанки.
— Да вы что, матушка? Батюшка? — заголосила вдруг с сундуков Мария. — В эдакий день, когда ваш внучек первый народился, упокойников на дворе держать?!