— «Дура» — не есть празднословие, — поправил отец Логгин. — «Дура» сиречь срамословие. За сей грех налагаю тебе сто поклонов поясных и сто земных три дни.
Путила отринул длани Василисы и Феодосии и кинулся в наклонку к жене. Мария задрала главу и глядела на супруга исподволь, искусно подвывая. Все сразу засуетились вкруг нея вещно и словесно.
Весь сладкий дух церковный не мог укрыть сладковония, что исходило от Феодосии, от кос ее, причесанных с елеем, от платка из древлего дорогого алтабаса, от лисьей шубы, крытой расшитым тонким сукном. Отец Логгин знал отчего-то, что пазухи шубы пахли котенком. А уста — мятой. А ушеса и заушины — лимонной зелейной травой мелиссой. А перси — овощем яблочным, что держат всю ночь в женских межножных лядвиях для присушения мужей.
Феодосья заливалась слезами всю оставшуюся дорогу до новых своих хоромов.
Феодосья при упоминании театрального термина, знамо дело, тут же прониклась своими любовными аллегориями и порывисто вздохнула, и поморгала очесами. На что Мария пнула ея под лавкой.
«Напустил вид, что не знает меня. Не захотел выдать нашей любви, меня спасая», — всхлипнула Феодосья.