— Снег бел, да пес на него сцыт, а земля черна — да хлеб родит, — гладила дочку по голове Василиса. И подмигивала просящее Изваре, не серчай, мол, отец родной, что девка слезы льет да вопли извергает, такая уж девичья задача.
— У кого? У меня? — не полез за словом в карман скоморох, но тут же, приветливо глянув на Феодосию, широко рассмеялся, давая понять, что дерзкие словеса — лишь шутка, не имевшая намерения оскорбить почтенных жен.
«Дары да подарки!» — смекнула Мария и заерзала в томлении по лавке.
— Не должно. Сроду такого не было, чтоб Господь назначил умирать, а я по вине своей раба не прибрала. Да я лучше лишнего на тот свет отправлю, чем назначенного провороню!
— Отче, почему на рисунках всегда дальние вещи одного размера с ближними? Ведь вдали человек меньше. Аз как-то вышивала у окна, да и поглядела в ушко иголки на улицу. Так в ем, в ушке, корова поместилась и две овечки. Я потом над сим размышляла и сама своим умом дошла, что Месяц не с блин размером, а никак не меньше, чем изба. Просто он далеко от взора нашего и потому кажется маленьким.
Феодосья держалась за шкап и мелко дрожала.