— А как же узнали, что Истома и есть тот Пономарев? — еще не осознав всего смысла услышанного, удивленно спросила Феодосья. — Али в секретной грамоте его внешность описана?
— Верно, Истомушка, сие только тело… — просветленным гласом промолвила Феодосья. — А потом — что? Как аз тебя вызволю?
Властный удар придал воеводе душевной крепости, и он вальяжно выпрямился, оперев кулак в стегно. «А ловко аз придумал, — победоносно ухмыльнулся он. — Коли сие чай, то передам с нарочным, что предотвратил аз кражу драгоценного китайского дара подлым скоморохом. А коли табак сие — пущу в оборот сам. А шута так и так в огонь. А пока доложусь для порядка в Вологду, мол, изловлен беглый холоп с букой. Не разыскивается ли таковой в наших краях?»
— А что, отче, — дождавшись, когда отец Логгин прекратит возмущенно пыхтеть, робко спросила жена. — Или нельзя в дорогу пряженцы с горохом давати? А мать моя всегда рекши: «Хороши в дорожку пирожки с горошком».
Блаженная жена вскарабкалась на сугроб, наметенный к комлю и увенчанный черной дырой, из которой струился дымок, и, не имею уж сил загребать и обминать снег ногами, повалилсь на него тяжестью тела, выставив вперед люльку. И вдруг сугроб под ней сперва медленно промялся, а потом рухнул вниз, безвозвратно увлекая ея вниз главою.
— Послушайся нас, предпишет он тебе скуку смертную, — наперебой зашумели русалки. — Помрешь от болезни али от мора — тьфу! То ли дело, напиться до смерти!