Наверху гремело и грохотало. В ушах не утихал неприятный звон.
Это неромантическое слово было последним, что услышал Алеша из уст товарища.
– Ваш слуга не выстрелит. Я видел, как он с вами возится. Будто мамка. Или нянька. Ну-ка велите ему убрать револьвер.
– О, ви ходить, смотхеть. Je me sens mieux. Мне лючше. Могу ждать.
– Я тебе дам «станцию»! – просипел белый, как снег, Козловский. – Мальчишка! За ними! Марш! … План! …К немцам! …Попасть! …Не должен!
– …Пока не могу сказать. Пусть подберутся поближе и крикнут что-нибудь.