Поэтому сейчас штабс-ротмистр, формально оставаясь начальником, находился в роли наблюдателя.
Слуга больше не держал его. Растирая помятое горло, капитан цедил слова с пугающей неторопливостью. Эта ледяная ярость устрашала гораздо больше, чем недавний истерический хрип.
Выстрел из «парабеллума» слился с выстрелом «рейхсревольвера» в единый оглушительный треск, раскатившийся эхом по сосновому бору.
– Если останетесь живы, успеете выскочить в окно. Любое из трех. – Теофельс широким жестом обвел комнату. – Заметьте, я доверяю вашей порядочности. Не боюсь, что пальнете в меня и сиганете через окошко прямо сейчас. Потому что вижу: передо мной человек чести… Ну, хватит болтовни. Выбирайте, которая?
Расстроенные германские футболисты покинули территорию клуба, даже не умывшись и не переодевшись. Их болельщики тоже ушли. «Будто побитые собаки» – так выразился Николай Николаевич, лично пожавший руку каждому из русских спортсменов.
Каждый удар сопровождался величественным, прямо-таки бетховеновским рокотом струн.