– Курите, – разрешаю я. – Можно просто Карина.
Антон качает головой, опускает глаза. Борис Иванович смотрит на него. Повисает тягостная пауза.
– Не то слово, – соглашается Семен. – Был у меня один случай, давно, в гражданскую. Надо было отловить оборотня-тигра, а тот, гаденыш, в ЧК работал, да причем…
Девчонка, не отрывая от них взгляда, переступила на полу босыми ногами. Из-под занавески мелькнула розовая пижамка с кружевной оборкой чуть ниже колен.
– Парнишка-то чем виноват? – спрашивает Антон. – Его никто не спрашивал. Его инициировали собственные родители. Костя в четырнадцать лет узнал, что он вампир.
Неудивительно услышать подобное в России, в стране, каждые двадцать – двадцать пять лет (срок воспроизводства поколения) переживавшей очередную «эпоху перемен», по горло завязающей в каждой мировой войне и превратившейся в площадку для всех социальных экспериментов. Не может быть счастливым общество, где всякое новое поколение отрицает идеалы своих отцов – начисто, без остатка, ведь даже семидесятилетний коммунистический эксперимент легко дробится на три совершенно разные эпохи. Невозможно умиротворенно смотреть в прошлый, двадцатый век, где каждое поколение твоих предков перемалывалось в жерновах истории… Впрочем, многие ли способны проследить свою родословную дальше дедов? Вольно или невольно, но будущее свое мы представляем лишь на основе прошлого. Для того чтобы провести линию жизни в грядущее, мы нуждаемся хотя бы в двух реперных точках, и если одну, в настоящем, представляем ясно, то вторая неизбежно поставлена на зыбкую почву непредсказуемого прошлого. Вот и пойми, что ждет тебя: очередная революция, очередная война или очередная смена всех правил игры в жизнь.