Гарри пробовал. И пробовал. Он не имел ни малейшего представления о том, чего добивается м-р Олливандер. Гора уже испробованных палочек на тонконогом стульчике росла и росла, но, чем больше товара было снято с полок, тем счастливее становился м-р Олливандер.
— Он меня укусил! — пожаловался Рон, показывая руку, обернутую пропитанным кровью носовым платком. — Я теперь неизвестно сколько перо не смогу держать! Ничего ужаснее этого дракона я в жизни не видел, а послушать, как кудахчет над ним Огрид — это и зайка, и киска, и рыбка! Когда я уходил, он пел этому чучелу колыбельную!
— Пошевеливайся, мне надо, чтобы ты приглядел за беконом. И смотри, чтобы он не пригорел — в день рождения Дудли все должно быть идеально.
Матч судила мадам Самогони. Она стояла в середине поля с метлой в руке, ожидая, пока соберутся обе команды.
— Я хотел бы увидеть твоих маму и папу, — с энтузиазмом сказал Рон.
— Учись на отлично, — пожелал дядя Вернон с совсем уж омерзительной ухмылкой. Он ушел, не сказав больше не слова. Гарри, обернувшись, проследил, как уезжали Дурслеи. Все трое от души хохотали. У Гарри пересохло во рту. Что же ему делать? На него уже начинали смотреть с недоумением, из-за Хедвиги. Придется у кого-нибудь спросить.