Он пребывал в отличнейшем настроении — очевидно, был уверен, что никаким письмам не удастся добраться сюда, к тому же в шторм. Гарри про себя соглашался с ним, хотя его самого такая мысль не радовала.
Это было лучшее утро в жизни Гарри. Он все время помнил, что надо держаться чуть поодаль от остальных, чтобы Дудли и Пьерс, которым к обеду зоопарк уже начал надоедать, не вздумали бы обратиться к своему любимому занятию и не начали бы его пихать. Они пообедали в ресторане прямо в зоопарке и, когда Дудли учинил скандал, утверждая, что в десерте, называвшемся «Полосатый чулок», сверху положено слишком мало мороженого, дядя Вернон купил ему другую порцию, а Гарри разрешили доесть первую.
— НИЧЕГО! Ха-хааа! Я же сказал, не скажу «ничего», пока не скажете «пожалуйста»! Ха-ха-ха! Хааааа! — И они услышали, как Дрюзг со свистом уносится прочь, провожаемый проклятиями разъяренного Филча.
Все случилось внезапно. Преподаватель с крючковатым носом поверх тюрбана профессора Белки глянул Гарри прямо в глаза — и острая, горячая боль пронзила шрам на лбу мальчика.
— Я возьму их, — сказал дядя Вернон, быстро поднимаясь и выходя из столовой следом за хозяйкой.
— Превращения — самый сложный и опасный вид колдовства, который вы будете изучать в «Хогварце», — сказала она. — Те, кто будет валять дурака у меня на занятиях, покинут класс навсегда. Это первое и последнее предупреждение.