Я и не знала, как он за нас переживает — за меня и за моих детей.
— А ты как? — Георг смотрит на меня. — Как его зовут?
Я медлила. Генрих плакал в моих объятьях, цеплялся за меня, будто я — единственная женщина в мире, способная разделить его боль. Дядя разглядел тень, скользнувшую по моему лицу, — понял, я готова к измене. Он коротко рассмеялся, отправил полено пинком ноги прямо в огонь и жестом велел Георгу усадить меня на табурет у камина.
— Обещаю лежать под копытами твоей лошади.
— У нее нет возлюбленного! — встревает Анна.
— По крайней мере, буду с ней, — вот и все, что она сказала.