— Прекрати вести себя как капризный, испорченный ребенок! — резко сказал он, стараясь не обращать внимания на какое-то странное, щемящее чувство, появившееся в груди, когда она резко отшатнулась назад, как будто ее ударили. — Я не знаю, чего ты от меня хочешь и чего надеешься этим добиться, но одно мне известно совершенно точно — ты напрасно тратишь свое и мое время.
Не дослушав последних слов, Джулия захлопнула за собой дверь спальни. Из последних сил сдерживая слезы, она сняла брюки и надела большую майку, которую обычно использовала в качестве ночной рубашки. И лишь когда она оказалась в постели и выключила свет, самообладание окончательно изменило ей. Натянув толстое стеганое одеяло до самого подбородка, Джулия перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку. Она плакала от стыда и унижения, которому подверглась по собственной же глупости и легковерию. Она плакала до тех пор, пока просто не иссякли все слезы, после чего, совершенно измученная и опустошенная, перевернулась на бок и застывшим взглядом уставилась на залитый лунным светом зимний пейзаж.
— Может быть, — первой начала Джулия, — ты объяснишь мне, почему смотришь на меня так?
— Я умираю от голода, — медленно кивнул Зак, и Джулия застыла от того интимного смысла, который, несомненно, прослеживался в его словах и в том, как они были сказаны.
— Пойду принесу вина, — сказал он и, прежде чем Джулия успела возразить, поднялся с дивана и вскоре вернулся с бутылкой и двумя бокалами на длинных ножках.