Жирный Джонни заткнулся. Ему казалось, что он простоял лицом к стене целую вечность. В действительности прошло около двадцати секунд.
Стрелок, похолодевший от того, что беда прошла так близко, опять откинулся на землю. Возможно, кое-какие из трав таили в себе смерть, но то, что сорвала женщина, обрекало ее на муки и медленную гибель. Это была бес-трава.
– Да, – сказал Роланд. – Что ты собираешься делать?
– Уже, – ответил штурман (который тоже любил при случае понюхать – только не табак). – Но не думаю, чтобы это имело значение. Можно растворить в бачке столько, сколько войдет, но сделать, чтобы его там не оказалось, невозможно.
– Про все сущее, – спокойно сказал стрелок. – Мы пойдем туда, Эдди. Мы будем драться. Нам достанется. Но в конечном итоге мы выстоим.
Только тогда Жирный Джонни позволил себе медленно сползти по стене и занять сидячее положение. Судорожно разевая рот, точно вытащенная из воды рыба, он задыхающимся, плачущим голосом клятвенно заверял Господа со всеми Его святыми и ангелами, что сегодня же после обеда – собственно, как только кто-нибудь из легавых очухается и освободит его от наручников – отправится в церковь Святого Антония. Он собирался исповедаться, покаяться и принять причастие.