Роланд солгал, но Диливэн, еще не убравший руку с плеча Жирного Джонни, так быстро пихнул толстяка назад, что разобраться, на самом ли деле у того под ногой был бумажник, стало невозможно.
– Сейчас я войду в ваш туалет, – сказал Эдди. Он показал на дверь в дальнем левом углу комнаты, такую незаметную, что ее почти невозможно было отличить от панелей, которыми были обшиты стены. – Войду один. А потом я выйду оттуда к вам сюда с фунтом вашего кокаина. С половиной партии. Вы его проверите. Потом вы приведете Генри сюда, чтобы я мог на него посмотреть. Когда я увижу его, увижу, что с ним все в порядке, вы отдадите ему наш товар, и он поедет домой с одним из ваших джентльменов. Пока он будет ехать, я и… – он чуть не сказал Роланд – …я и остальные ребята, которых, как мы с вами оба знаем, вы сюда нагнали, можем смотреть, как вы строите эту штуку. Когда Генри будет дома и в безопасности – а это значит, что никто не будет над ним стоять, тыча ему в ухо пистолет, – он позвонит сюда и скажет одно слово. Так мы с ним сговорились перед моим отъездом. На всякий случай.
Так что же, он дошел сюда только для того, чтобы умереть? Он не умрет. А если ему, несмотря на его решимость, и суждено умереть, то он умрет на пути к Башне.
В конце концов они добрались до настоящих лесов, а шум Западного моря ослаб до приглушенного неясного гула, который был слышен только при подходящем ветре.
Эдди управлялся очень хорошо. Насколько хорошо, стрелок мог судить по тому, что он сражался голым. Это – трудное дело. Иногда – невозможное.
Балазар спокойно начал строить очередной этаж своего здания.