Джейн повернулась, чтобы уйти; щеки ее горели.
Он уполз не так далеко, чтобы полностью уйти от волны, но все же на достаточное для своих целей расстояние. Волна накрыла только его сапоги. Она достала ему почти до колен – и отступила. «Быть может, первая добралась не так высоко, как мне показалось. Быть может…»
– Ничего не значит, – угрюмо сказала Детта. – Отцепись, сволочь белопузая.
Как это ни нелепо, но она только тогда начала интересоваться своими родителями, и их родителями, и родителями их родителей. Ей не довелось прочесть «Корни» – задолго до того, как эта книга была написана, а может быть, даже задумана, Алексом Хейли, она попала в другой мир и в другое время – но именно в этот, нелепо поздний период ее жизни до нее впервые дошло, что не так уж много поколений назад ее предков заковывали в цепи белые. Разумеется, сам этот факт приходил ей в голову и раньше, но всегда – просто как информация, от которой ни жарко, ни холодно, как уравнение, и ни разу – как нечто, имеющее непосредственное отношение к ее собственной жизни.
– Я тебе одно скажу, Элли, – отозвался Эдди. – Ты больше не в Канзасе.
"Если за Башню ты отдал свою душу, Роланд, ты уже проиграл. Бессердечное создание не знает любви, тварь же, коей любовь неведома, – зверь. Возможно, быть зверем – вещь терпимая (хотя человек, ставший зверем, в конце концов непременно платит, и очень дорого), но что, если ты достигнешь своей цели? Что, если ты, бессердечный, в самом деле пойдешь на штурм Башни и одержишь победу? И, коль в сердце твоем лишь тьма, что ждет тебя? Только одно: зверь выродится в чудовище. Какая злая насмешка – добиться своего, будучи зверем; все равно, что подарить увеличительное стекло элефанту. Но добиться цели, сделавшись чудовищем…