– Позвони адвокату, – пробурчал Эдди. – Подай на нас в суд.
– Вероятно, смерть, – ответил стрелок. – Но прежде, чем это случится, скучно тебе, я думаю, не будет. Я хочу, чтобы ты присоединился к моему поиску. Конечно, все это, скорее всего, закончится смертью – смертью для нас четверых в незнакомом месте. Но если бы мы все-таки пробились… – У него заблестели глаза. – Если мы пробьемся, Эдди, ты увидишь нечто такое, что превзойдет все, что мерещилось тебе во всех твоих грезах.
– Мне-то двадцать три, – сказал он, – но я родился в шестьдесят четвертом – в том году, из которого Роланд забрал вас.
Молчание. Коль смотрел на Эдди, улыбался и ждал, когда Эдди опять начнет исполнять Танец Торчка – чесаться, переминаться с ноги на ногу, как ребенок, которому надо в туалет; ждал, главным образом, когда же Эдди спросит, что случилось и, кстати, нет ли у них случайно с собой дознячка.
Раз это маленькое представление устроили ради нее, не было ли у Настоящего Гада на уме и другой цели – цели, понять которую ни она, ни Эдди не должны были? Уж не думал ли он, что если она увидит, что этот револьвер стреляет хорошими патронами, то решит, будто так же дело обстоит и с другим, с тем, который ей отдал Эдди?
– Подержи ей голову, – ровно произнес стрелок. – Кусается, как хорек.