– Я думаю, – сказал стрелок. – Ты, похоже, на это не способен. Я дал тебе револьвер, дабы половину того пути, что тебе нужно проделать, ты мог бы защищать эту женщину от опасностей вроде той, о которой толкуешь. Ты хотел бы, чтобы я забрал револьвер? Тогда, возможно, ты мог бы умереть за нее. Это доставило бы тебе радость? Весьма романтично… если не считать того, что тогда ко дну пойдет не только она одна, а все. Все трое.
Она принялась возиться с барабаном и, хотя сперва взялась за него неправильно, чуть погодя открыла. Посмотрела на головки патронов. Роланд напрягся. Он ждал. Сначала – чтобы увидеть, поймет ли она, что капсюли уже пробиты, потом – чтобы посмотреть, не повернет ли она револьвер дулом к себе, не заглянет ли внутрь, не увидит ли пустоту вместо свинца (он думал над тем, не зарядить ли револьверы патронами, уже давшими осечку – но очень недолго; Корт учил: всяким револьвером в конечном итоге правит Старик Козлоногий, и единожды давший осечку патрон во второй раз может повести себя иначе). Сделай она это – и стрелок немедля бы прыгнул.
Детта, раздувая ноздри, продолжала смотреть на него широко раскрытыми глазами.
Когда Роланд увидел, что из моря опять вылезают омароподобные монстры (значит, прилив здесь ни при чем; они появляются, как стемнеет), он покинул Эдди Дийна, чтобы перетащить свое тело, пока чудовища не успели отыскать и сожрать его.
Путники повернули головы на звук. Эдди почувствовал, что волоски на шее сзади силятся встать дыбом. Им это удалось не вполне. «Пардон, волосики, – тупо подумал он. – Наверное, причесон у меня несколько длинней, чем надо».
Дрожь в руке стала ослабевать. Вскоре рука только еле-еле вздрагивала. Через десять секунд, не больше, она была неподвижна, как скала.