Нет, это невозможно! Немедленно уйти в дом, и не забыть запереть входную дверь, и виски плеснуть в стакан, и дивные итальянские жалюзи закрыть наглухо! Можно еще свет на улице погасить, чтобы ясно дать понять – ему самое время убраться вон! Пусть разгребает свой снег, раз уж ему так приспичило!
– Я? – переспросил рядом олигарх и выкрутил руль. – Я вменяемый!
Резкий звук вывел ее из задумчивости. Звук произвел тихий «ботаник» Федор Петрович, уронивший на стеклянный стол сахарные щипчики. Сахар в галерее признавали только кусковой, и класть его в чашку следовало только особыми серебряными щипчиками. Федор Петрович в силу природной неловкости все никак не мог научиться ими пользоваться. Все ронял, рассыпал, промахивался мимо чашки. Вот кто был на самом деле решительно не приспособлен к быту!
И ветер треплет белый тент французской кофейни, и пахнет бисквитами и табаком, и смешная собака семенит на красном поводке, и кто-то целуется за столиком, и они, проходя мимо, тоже начинают целоваться, потому что это такое счастье, что они друг у друга есть, и у них обоих есть Сена, серый камень набережной, собака на поводке и круглолицый мальчишка!
Ей не хотелось возвращаться обратно – в ту жизнь, где она никогда и никому не доверяла, где была Наташка, бросившая ее на съедение волкам, директриса, первая любовь на первом курсе, потом вторая любовь, а потом Игорь, сказавший ей строго, что это «не его проблемы»! Она сыта по горло той жизнью и почти поверила в возможность новой и не может и не хочет смотреть назад!
Тогда так – она была уверена, что тот поцелуй изменит хоть что-то. Ни черта он не изменил.