Ее мама никогда не «дружила» с Фионой Ксаверьевной, но Александра время от времени считала необходимым напоминать прочим сотрудникам, что она здесь не просто так, а в силу особой близости и покровительства хозяйки.
С проблемой, рухнувшей на нее, как лавина на незадачливого альпиниста, она осталась совсем одна. Дунька ничем не могла помочь, хотя и старалась, и приезжала по вечерам, и однажды сварила куриный бульон, и ночевала, и сидела рядом, и бдительно запирала все двери, которых было очень много в старом доме.
Вадим ничего не ответил, лишь поднялся с высокой табуретки, покачнулся так, чтобы она видела, и схватился рукой за стойку.
– Я узнала об этом случайно. Впрочем, это не имеет значения. Мне просто хотелось знать, какие дела у него могут быть с твоей сестрой?
Волнение казалось чувством совершенно новым, потому что он позабыл, каково это – волноваться. Он перестал волноваться в ту самую секунду, когда понял – нет дороги назад. Не помогут ни адвокаты, ни деньги, ни некая видимость власти, которая тогда у него была.
– А… это, так сказать… история нашей… галереи. Вот репортаж с открытия. Вот… это, кажется, выставка Бенуа. Это, ну… это Фиона Ксаверьевна с директором музея Орсе в Париже, а это… Если хотите, я спрошу у Фионы Ксаверьевны, она может рассказать подробнее, наверное…