– Не надо ничего готовить, если ты готовишь для меня. Я сейчас уйду и вернусь, только когда… все улажу.
Отрава, которой он глотнул, действовала безотказно и быстро. Отрава действовала, а они все еще стояли в коридоре, и в руке у нее были мокрые носки с кисточками.
– Правда. Но хотелось бы… как-то это отсрочить.
Ему понравилась соседка, оказавшаяся его подчиненной. Она ему и раньше нравилась, когда попадалась во дворе или на лестнице, и он даже подумывал, не предпринять ли некоторые пассы в ее сторону, а потом вдруг обнаружил, что у нее имеется приходящий муж.
– Так, – сказала Лиза, и Белоключевский взглянул на нее с изумлением. До того странен был ее тон. – Я ухожу домой и ложусь спать. Спасибо тебе большое.
Лиза шмыгнула носом и вытерла слезы рукавом куртки. Рукав был гладкий и скользкий, слезы вытирались плохо, и пришлось крепко пройтись по щекам ладонями. Ладони были горячими, а щеки холодными. Всхлипывая от жалости к себе и от того, что жизнь так несправедлива, и еще от того, что Дунька, скорее всего, права, как всегда, она потащилась к крыльцу и уже почти обошла дом, когда что-то заставило ее насторожиться. Она замерла, прислушиваясь. Падал снег, и вокруг было глухо, как внутри сугроба. Желтый веселый свет переливался по снежным горам, и сосны стояли, не шелохнувшись.