Она содрала с себя одежду, пошвыряла ее на пол, села в ванну и зарыдала.
Белоключевский хмуро глянул в его сторону. Сказать по правде, данный вопрос на самом деле не слишком его интересовал. Он не мог им объяснить, но это именно так. Прошлое как отголоски давнего боя – лучше не вспоминать. По крайней мере, эти воспоминания нисколько его не трогали: было, не было, все едино. Он предпочел бы не вспоминать вообще, но… пришлось.
– Как твой гоголь? Все на сторону бегает?
– Сидел, – одними губами сказал Илларион. – Освободили под подписку, месяцев десять назад.
Хлопнулся, распластался, из него полезли какие-то клочки бумаги.
Лес вокруг стоял уже сплошной стеной. Свет единственного фонаря у ворот сюда не доставал. Бузина и сирень, по пояс присыпанные снегом, голыми ветками цепляли Лизины волосы, и она пугалась их, как будто старческих пальцев. Дома по-прежнему не было видно.