– Дима, я не хочу, чтобы ты чистил здесь снег.
– До дна, – приказал он тихим и страшным голосом. Человек не мог говорить таким голосом, краем сознания отметил напарник. Рядом с ним не человек. Он был совсем еще молод и по молодости любил боевики со стрельбой и ужастики, он и сам стрелял в живых людей и даже гордился этим, но никогда не думал, что ужас может быть таким сильным, а смерть такой неотвратимой.
– Я совсем одна, – продолжала она, так как Федор Петрович все молчал, очевидно, пораженный в самое сердце, – и все считают меня дурочкой, хотя на самом деле я просто… ну, просто неловкая. Меня и на работе терпят только из милости и потому что мама так давно дружит с Фионой Ксаверьевной!
В лесу родилась елочка, в лесу она росла.
– Я ее привез, Фиона Ксаверьевна, – галантно сказал Белоключевский и, кажется, едва удержался, чтобы не щелкнуть каблуками солдатских ботинок, поставленных по всем правилам бального этикета, пятки вместе, носки врозь. Лиза дернула его за доху.
– Нет, не хочу. И не смей разговаривать со мной таким тоном! Я не твоя послушная жена номер пять!